alex_aka_jj | Путешествие Унуамона. Окончание (Reply)

Окончание. Начало истории читайте здесь.

А произошло вот что. Пока Унуамон грузил чемоданы в трюм, один из жрецов в храме Библа вдруг впал в религиозный экстаз и принялся пророчествовать направо и налево. Князю в его бессвязных выкриках почудилось требование принять египетского посла — и Закар-Баал решил не противиться воле богов.

— Черт с ним, приму, — проворчал он и отправил слугу к Унуамону.

И действительно на следующее же утро ворота дворца открылись перед египетским чиновником. Унуамон «застал князя сидящим в верхнем покое, спиною к открытому окну, а великое Сирийское море катило свои волны позади него».

Руины Библа. Фото из ЖЖ skvadim.livejournal.com

Закар-Баал хоть и подчинился божьим повелениям, но не был от них в особом восторге. Не очень-то он жаловал этого египтянина! Не удостоив того даже ответом на приветствие, он начал расспросы:

— Давно ли ты в пути?

Унуамон рассказал, что прошло уже пять месяцев с тех пор, как он покинул Фивы.

— А где твои рекомендательные письма от верховного жреца Амона в Фивах?

Ах, письма! Письма Унуамон имел только к фараону Смендесу, и только о том, чтобы самого Унуамона усадили на корабль до Финикии. Естественно, эти письма остались у царя. А вам, провинциальным князькам, мало что ли слова египетского чиновника?..

— Ну, замечательно, — восхитился Закар-Баал. — Бумаг у тебя нет. Корабля у тебя нет. Даже команды у тебя нет. Тебя усадили на иностранное судно и помахали платочками — плыви, родной! Видимо, в надежде, что финикийский капитан не выбросит тебя ночью за борт! Так, что ли?

Тут Унуамон гордо поднял подбородок. Что значит «иностранное судно»?.. Да будет вам известно — любой корабль, плывущий по делам царя Египта, считается египетским кораблем!

Князь приподнял бровь и парировал:

— У меня в гавани штук двадцать кораблей, которые ведут торговые дела с Егииптом. Интересно, мужики-то в курсе, что они египтяне и плавают на египетских судах?

На это Унуамон предпочел гордо промолчать. Не дождавшись ответа, князь продолжил:

— Ладно. Так зачем же ты прибыл?

О, небольшой пустяк. Унуамону нужна всего-навсего драгоценная кедровая древесина для церемониальной ладьи Амона-Ра. У вас тут ее растет до черта. Прикажи-ка, князь, нарубить первосортных деревьев и погрузить на корабль, а уж Унуамон доставит их, куда надо. В старые времена отцы и деды Закар-Баала делали то же для отцов и дедов Смендеса. Не будем нарушать традицию.

Тут князь наконец расхохотался в голос.

— О да, мои отцы и деды рубили кедры для предков фараона, — сказал он. — Вот только те фараоны присылали мне по шесть кораблей с товарами и подарками. А что привез ты?..

Он щелкнул пальцами, подзывая слугу.

— Сгоняй-ка в архив, паренек!

Из архива доставили свиток. Развернув его, князь с наслаждением зачитал списки товаров, которые в старые времена доставляли египетские цари в обмен на ливанские кедры. Много было тех товаров; общая стоимость их доходила до тысячи дебенов серебром!

Унуамон, надо полагать, стоял все это время, красный, как рак, глядел на захлебывающегося радостью князя и сердито думал о своих тридцати дебенах.

Закончив с чтением, Закар-Баал вернул свиток слуге.

— И ладно бы еще царь Египта был моим господином, — добавил он. — Тогда он имел бы право требовать от меня, чего ему угодно, без всякой оплаты. Хотя, сам видишь, даже в лучшие времена цари присылали моим предкам — своим вассалам! — дары в оплату. Но нынче дело другое. Кто мне твой царь?.. Я не слуга ему.

Унуамон молчал.

— Стоит мне отдать приказ, — продолжал Закар-Баал, — и кедры срубят и привезут в гавань. А где твои паруса, что ты захватил с собой, чтобы повести груженые корабли в Египет? Где канаты, которыми ты будешь вязать груз к палубам? Где, кстати, сами корабли? Уж не думаешь ли ты везти огромные бревна на маленьких торговых суденышках, которые переломятся под ними пополам?.. Говорят, из Египта пошли все знания и все мастерство, что есть в мире. Так почему же правители Египта отправили тебя в такое дурацкое плавание — неподготовленным, в чужую страну, на попутном судне, без денег и без кораблей?

— И вовсе не дурацкое! — возмутился Унуамон. — Мои боги сотворили море — стало быть, все корабли в нем принадлежат моим богам. Мои боги сотворили все страны, и твою страну тоже — значит, и твоя страна принадлежит моим богам! Логично?.. Логично! Так что ты не торгуйся, а просто сруби кедры, принадлежащие Амону, в стране, принадлежащей Амону, и дай мне корабли, а уж Амон поможет мне доставить все это в Египет. Ну, а что касается прежних царей и их даров — так ведь я привез кое-что поценнее золота и серебра! Разве стали бы фараоны слать тебе подарки и драгоценности, если бы могли подарить тебе здоровье и жизнь?

Вот для чего нужна была Унуамону статуя Амона-Ра. Не имея средств оплатить покупку кедра, фиванские жрецы отправили в Библ чудотворную статую, которая даровала бы финикийскому князю долгую жизнь и крепкое здоровье.

Увы, на князя этот ловкий маркетинговый ход не произвел ни малейшего впечатления: был он закоренелым последователем своих собственных богов, и на чудесные силы Амона-Ра плевал с высокого зиккурата.

— Мироточить мы тут и сами умеем, — объяснил он египтянину.

Пришлось Унуамону согласиться на поставленные условия и принять выставленный счет. С кислой миной он пообещал, что весь груз кедра будет Закар-Баалу полностью оплачен. Князь даже расщедрился и разрешил отгрузить часть древесины вперед, в счет будущих платежей — и в Египет отправился корабль, груженый семью крупными бревнами. Унуамон провожал его с пристани печальным взглядом. На корабле отбывал гонец князя, которого египетский чиновник снабдил письмом к фараону с униженной просьбой прислать хоть что-нибудь в счет уплаты за дерево.

Сам он остался в Библе, стыдливо умолчав в рапорте о своем статусе заложника. Ведь если бы фараон не смог заплатить за отпущенное в кредит кедровое дерево, Унуамону пришлось бы возместить его стоимость собственной головой. За несколько месяцев походной жизни у него поистрепалась одежда, и деньги, отобранные у корабельной команды, таяли на глазах, потому что Закар-Баал отказался одевать и кормить его. Да и с какой, собственно, стати ему заботиться об этом нахальном и напыщенном египтянине, заявляющем, будто вся Финикия принадлежит египетским богам — сиречь, Египту?..

Несколько месяцев прошли в ожидании. Наконец посланец вернулся. Унуамон выдохнул с облегчением: царь Смендес и царица Тентамон снизошли к его просьбе и прислали дары князю Библа.

Небогатыми были те дары: всего несколько кувшинов золота и серебра, десяток богатых платьев из лучшего царского полотна, да еще десяток тюков ткани; пятьсот чистых свитков папируса, пятьсот бычьих шкур, пятьсот канатов, двадцать мешков чечевицы да три десятка корзин вяленой рыбы.

Унуамон не отмечает в своем отчете даже общую сумму этих даров в серебре: видимо, столь несоразмерна она была с былыми подарками фараонов, что смотрелась бы просто жалкой.

Зато порадовал его небольшой дар, заботливо приложенный царицей Тентамон специально для него, Унуамона. Она прислала ему несколько одежд, мешок чечевицы и пять корзин рыбы — чтобы изголодавшийся и истрепанный чиновник смог наконец приодеться и насытиться.

Руины Библа. Фото из ЖЖ skvadim.livejournal.com

Как ни мала была оплата, Закар-Баал был рад и этому. Немедленно отрядил он триста человек на рубку леса, и дал им триста волов, чтобы доставить кедры с ливанских гор к гавани. Работа эта заняла целых четыре месяца. Наконец все было готово, и гонец снова прибежал в палатку Унуамона:

— Князь ждет тебя на аудиенцию!

Унуамон помчался во дворец. В лучшем из своих платьев вошел он в покои, и тут дорогу ему преградил слуга князя — некий Пенамон, судя по имени — египтянин. Вероятно, он занимал какую-то высокую должность и вовсе не горевал вдалеке от родины, а даже наоборот: откровенно радовался неудачам Унуамона.

— Тень фараона упала на тебя, Унуамон? — поинтересовался он.

Увы, несмотря на вполне очевидную издевательскую интонацию этой фразы, мы не знаем, в чем заключалась шутка. Быть может, за прошедшие месяцы одежды, присланные Тентамон, изрядно перепачкались, и Пенамон имел в виду приставшую грязь, когда говорил о тени фараона?.. Остается только гадать.

Князь, впрочем, тут же одернул своего слугу: он и сам собирался вволю поглумиться над египтянином.

— Ну что же, — сказал он. — Я выполнил свои обязательства сполна, хоть и не получил за них ту же цену, что получали мои предки. Можешь грузить лес на корабли и отчаливать. Да смотри, не задерживайся. Если тебе кажется, что море нынче неспокойное и бурное — значит, ты не видел, как я сержусь. Уверяю тебя, лучше море... Были здесь в прошлые годы послы царя Рамсеса IX — так их я держал у себя 17 лет, пока они не померли. Хочешь, могилку покажу?.. Эй, паренек! Своди господина посла на могилку!

Унуамон от посещения могилки отказался. Снова задрав нос перед князем, он принялся поучать его египетской мудрости:

— Ты, князь, лучше бы поставил стелу, и написал на ней, какое благое дело ты совершил для Египта и его великого бога Амона-Ра. Глядишь, какой-нибудь египтянин заедет в вашу провинцию, прочитает надпись и вспомнит тебя хорошим словом.

— И что бы я делал без твоих советов, — цинично прослезился князь.

Унуамон, не подозревавший о существовании иронии, внес его слова в свой отчет как еще одно убедительное доказательство собственного красноречия.

Египетские матросы на корабле.
Государственный музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина, Москва. Фото автора

Отправившись на берег, где были складированы бревна, Унуамон приказал погрузить их на корабли, предоставленные ему Закар-Баалом. Работы были в самом разгаре, когда в гавань вошли одиннадцать судов из Дора.

Текерийские матросы и капитан, которых Унуамон обобрал по дороге в Библ, очевидно, вернулись в родной город и обнаружили, что их правитель не давал египтянину никаких прав на экспроприацию их серебра. Неизвестно, почему они ждали целых полгода, прежде чем отправиться следом за обидчиком; быть может, они не любили поспешных решений, а может быть, просто случайно увидали египтянина в гавани Библа. Так или иначе, текерийцы предъявили Унуамону кое-какие счета к оплате.

Обиды, накопившиеся в душе египетского чиновника, наконец прорвались наружу. Больше года он мыкается по дальним странам, и в Фивах загранкомандировку ему описывали совсем в других красках. Его обокрали; его прогоняли вон, как бродягу; князья и правители смеялись над ним — да что там, даже их слуги смеялись над ним! И вот теперь какие-то презренные морские крысы, какая-то пьяная матросня требует от него своих жалких денег, угрожая, что иначе он вообще никогда не увидит Египта!

Как был, на берегу чужого моря, Унуамон уселся на обкатанные водой голыши, и горько заплакал.

Здесь его и нашел посланник Закар-Баала.

— Перелетные птицы опять возвращаются в Египет, как год назад, — пожаловался ему Унуамон. — А я все еще здесь, и конца бедам не видно!

Посланник добросовестно передал его слова князю, и вероятно, даже старого циника Закар-Баала проняла эта речь. В кои-то веки Унуамон показал себя живым человеком. Князь отправил ему вина и жареного мяса, да отрядил египтянку-певичку, чтобы та развлекала Унуамона и не давала ему предаваться печальным мыслям.

— А завтра я утрясу этот вопрос, — пообещал он египтянину.

И он действительно вышел на следующее утро к текерийским матросам. Ситуация складывалась неприятная. С одной стороны, портить отношения с Египтом все же не хотелось, и обещание Унуамону следовало сдержать. С другой стороны — текерийцы были полностью в своем праве, да и правитель Дора остался бы недоволен, если бы Закар-Баал не позволил им получить свои деньги. И князь принял поистине соломоново решение.

— Вы же понимаете, — сказал он, — что я не могу задерживать посланца бога Амона. Пусть отплывает. А вот как отплывет — можете сами поднимать паруса. Что с ним случится вдали от моих берегов — это уже не моя забота.

И отряхнувши руки, вернулся во дворец.

Унуамон вовсе не пришел в восторг от этой перспективы. Путь домой через Дор был ему закрыт, и оставалось надеяться только на то, что его корабли смогут добраться до Египта другим маршрутом. Вдоль причала прохаживались плечистые текерийские матросы, плотоядно посматривая на его корабли. Сердце Унуамона падало в самые пятки, когда он видел с палубы, как они предсказывают ему жестами его дальнейшую судьбу. Но делать было нечего: погрузка бревен подходила к концу, и пора была отплывать.

Корабли подняли паруса и отчалили, взяв курс к стране Арса — так в древности называли остров Кипр. С Кипром Египет связывала оживленная торговля. К тому же, хоть этот путь и предполагал приличный крюк, оставалась надежда, что правители Арса не позволят финикийцам разделаться с египетским чиновником.

Унуамон то и дело бросал с кормы взгляды, надеясь, что текерийцы пропустят его отбытие и не догонят. Напрасно! Разве могли тяжело нагруженные корабли скрыться от легких корабликов Дора?..

Надо полагать, что текерийские капитаны быстро разгадали, куда навострил лыжи Унуамон, и часть флотилии ушла вперед — чтобы подготовить в порту Арса теплую встречу. Так и случилось: стоило египтянину пристать к берегу, как из города ему навстречу вышли текерийцы.

— А кто к нам приехал! — радостно скалясь, закричали они Унуамону.

Со всех ног бросился он ко дворцу, искать защиты у княгини Арса — Хетеб. На его счастье ему не пришлось даже просить об аудиенции: княгиня как раз находилась у дверей своего дома. Унуамон на бегу выдал порцию самой грубой лести:

— До самых Фив, до самого храма Амона-Ра дошла молва: везде процветают коррупция и бардак, и только страна Арса — оплот справедливости и честного суда!

— Та-ак, — сказала княгиня Хетеб. — И чего же тебе нужно, умник?

Даже находясь в бегах, униженно выпрашивая для себя жизнь у иностранных монархов, Унуамон остался верен себе. Его слезы, которые он проливал в гаванях Библа, давно высохли. Он по-прежнему был заносчивым и самоуверенным египтянином. Он задрал повыше свой нос и сказал:

— Я — посланец бога Амона! Море и ветер принесли меня в эту страну, и я требую защиты от этих людей, что желают схватить меня и убить! Фараон будет искать меня, и лучше бы тебе помочь мне, чем навлекать на себя проблемы. К тому же — они хотят убить и команду моего корабля, а мои матросы — подданные князя Библа. Позволишь убить их — и князь убьет в отместку десять твоих команд!

— Та-ак, — сказала княгиня Хетеб. — Вопрос мне ясен.

Преследователей Унуамона задержали и посадили в обезьянник. Сам же Унуамон, чудом избежавший опасности, отправился спать.

Церемониальная ладья Амона-Ра.
Государственный музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина, Москва. Фото автора

На этом месте папирус обрывается. У нас нет других копий этого текста — скорее всего, он вообще существовал в единственном экземпляре, и мы никогда не узнаем, какие еще неприятности встретились Унуамону на пути домой.

Ясно одно: отделавшись от текерийцев, он благополучно вернулся в Фивы и написал о своих приключениях подробнейший отчет. На голове Унуамона, должно быть, добавилось немало седых волос, и до конца жизни при звуках финикийской речи подкашивались ноги. Но главной цели он все же достиг: кедровое дерево было доставлено в Фивы, и новая ладья Амона-Ра, украшенная на носу и корме резными бараньими головами, вскоре была изготовлена на радость жрецам.

Всякий раз, когда Унуамон видел ее, проплывающую по Нилу, он, должно быть, внутренне содрогался и говорил себе:

— Никогда! Никогда больше не вызывайся добровольцем в заграничные командировки, Унуамон! Ни-ког-да!